Этот год особый для Армянской Апостольской Церкви — исполняется 100-летие со дня рождения Католикоса Вазгена I (1908-1994). Он был поистине знаковой личностью и таковой остался в народной памяти. Почти полвека Вазген I был духовным пастырем нации, одним из ее символов. С первого дня восшествия на патриарший престол и до последнего мгновения своей красивой и насыщенной жизни. Сказать, что его любили все, — ничего не сказать. Его любили, почитали, перед ним благоговели, его бесконечно уважали. Все, кроме, кажется, кучки аодовских крикунов, попытавшихся было бросить тень на святого человека. Того самого, кто объединил нацию, того, кто освятил армянскую независимость и свое последнее миро 1991 назвал Миро независимости... 
Он обладал особой, ни с чем не сравнимой, по-человечески очень ласковой и по-детски удивительно нежной улыбкой. Общаясь с ним, в каком бы ты настроении ни был, как бы ни был удручен невзгодами жизни, через некоторое время на душе становилось спокойно, легко и мирно, тебя покидало чувство тревоги и ты начинал смотреть на мир иными, несколько просветленными глазами, радуясь божественным переливам его неподражаемых жизненных красок. 
Даже в преклонном возрасте он не переставал быть красивым и очень обаятельным. Орлиный нос придавал ему мужественность истого армянина, а весь облик излучал светлую ауру умудренного богатым жизненным опытом мудреца. 
Это был изумительный по своей внутренней природе человек. Его нельзя было не любить, его нельзя было глубоко и искренне не уважать. Весь его облик излучал Свет и Добро. Может быть, потому, что судьбой было уготовано ему ежедневно общаться с Богом. 
В миру его звали Левон-Карапет Палчян, а в 1955 году после избрания Католикосом Всех Армян он стал Вазгеном Первым... 
Мы были знакомы и глубоко уважали друг друга. А познакомились сначала заочно. Работал я тогда в Министерстве просвещения. И вот однажды звонок правительственного телефона. Очень интеллигентный голос с небольшим западноармянским акцентом сообщил, что со мной говорит Католикос Вазген I. Он попросил меня, когда у меня появится свободное время, приехать в Эчмиадзин, чтобы обговорить один интересующий его вопрос. Естественно, я на следующий же день был у него. Это был человек среднего роста, но в своем церковном одеянии казался несколько выше, благородной внешности и с неизменной, я бы сказал, несколько таинственно-светлой улыбкой. За чашкой кофе и в непринужденной беседе он удивительно умел сразу же создавать эту атмосферу, католикос высказал свою просьбу. Оказывается, в селе Ошакан, где рядом с церковью покоится прах Месропа Маштоца, есть восьмилетняя школа, находящаяся в полуразрушенном состоянии. Он просит эту школу передать ему для создания там, если не ошибаюсь, музея истории армянской церкви. 
На следующий же день я поехал в Ошакан, увидел эту школу, которая действительно находилась почти в аварийном состоянии, и обучалось там всего лишь несколько десятков учеников. 
Детей мы перевели в соседнюю среднюю школу, где условия были несравненно лучше, и в течение нескольких дней просьба католикоса была удовлетворена. К сожалению, он не успел до конца осуществить свой замысел, но уже при Католикосе Гарегине I эта полуразрушенная школа после основательной реконструкции превратилась в великолепное здание, где сейчас находится, семинария имени Маштоца . .. 

Наше доброе знакомство продолжалось до последних дней жизни этого великого человека. 
Нередко я звонил ему и обычно представлялся так: 
— Ваше святейшество, с Вами говорит министр всех армян. 
Когда я впервые полушутя обратился к нему с таким несколько выспренным словосочетанием, он улыбнулся, сказав, что я, наверное, не очень ошибаюсь — ведь нет в мире такой страны, где армянская диаспора не создавала своего хотя бы небольшого культурно-образовательного очага... 
Так получилось, что два года мы отдыхали с этим ставшим для меня очень дорогим человеком в кисловодском санатории “Красные камни” (он очень любил этот курорт). 
По натуре я несколько ленивого склада. Вставать рано утром (тем более на отдыхе!), делать зарядку и совершать пробежки по определенному (в зависимости от возраста) так называемому терренкуру для меня требовались серьезные усилия. Однако, когда приехал католикос, я не устоял. Он заставлял меня утром рано, до завтрака, совершать самый далекий (для молодых) и самый трудный терренкур. Он шел быстрым шагом, я еле успевал за ним, он подымался на гору, я, задыхаясь, наконец догонял его. А ведь ему было тогда 75, а мне 53 года. Потом, несколько отдохнув, мы, мирно беседуя, спускались вниз, чтобы успеть к завтраку. Эта “экзекуция” продолжалась ежедневно, в течение всех двадцати дней. В конце отдыха я уже не отставал от него... 
Как-то один из наших отдыхающих довольно нетактично спросил католикоса — верит ли он в Бога? Я почувствовал, будто в нем что-то взорвалось. Но он сумел сдержаться и через некоторое мгновение, видимо, усилием воли поборов в себе гневные нотки, спокойно сказал: 
— Знаете, милый человек, каждый должен во что-то верить! — И замолчал, ничего больше не добавив. Потом молча встал и, вежливо попрощавшись, ушел. Мы были глубоко шокированы этим столь оскорбительным для него вопросом, однако задавший его так и, к сожалению, ничего не понял... 
Он часто заходил к нам в номер, и мы с супругой угощали его на нашей веранде кофе с неизменной рюмкой армянского коньяка. Он был удивительно теплым и милым собеседником, и от каждого его посещения мы получали огромное удовольствие. 
Однажды уже в Ереване он позвонил к нам домой и пригласил нас с супругой в Эчмиадзин, чтобы показать недавно открывшуюся в первопрестоле выставку. Была глубокая осень, стояла довольно холодная погода. Когда мы приехали, католикос стоял у дверей покоев, ожидая нас. Мы были очень смущены этим и в то же время бесконечно тронуты таким вниманием. 
Он лично показывал нам экспонаты выставки, как ребенок, любуясь и восхищаясь ими, вдохновенно рассказывал об истории этих реликвий, а затем повел нас к себе, где в небольшой, но очень уютной комнате его матери (она была ему очень дорога) угостил нас небольшим ужином с неизменной рюмкой коньяка, а в конце на прощание подарил нам медаль, отчеканенную в Лондоне в честь 25-летия его избрания... 
В последний раз я был у него вместе с членами ректората ЕГУ, где ему вручали золотую медаль университета. Он был очень тронут вниманием и так оживился, говоря о проблемах просвещения, что на некоторое время покинул нас, принес какие-то документы и с волнением начал рассказывать и показывать нам свой диплом об окончании филологического и философского факультетов (отделение педагогики) Бухарестского университета. 
Я никогда не забуду эту трогательную картину: перед нами стоял гордый в своем величии мудрый старец с несколько грустновато-печальными глазами, действительно щедро дарящий людям Свет и Добро. 
Прошло несколько месяцев и его не стало. Но память продолжает жить, трепетно сохраняя нетленный образ Человека, ежедневно общавшегося с Богом. 

/Новое время/

« Предыдущая новость Все Новости Армении и Арцаха Следующая новость »