Итоги боевых действий в Южной Осетии, Абхазии и Грузии и последующих политических развитий в зоне конфликта широко известны. Прямое вовлечение российской армии в боевые действия на стороне осетин, открытие «второго фронта» в Абхазии, осуществление «блицкрига наоборот» – в виде вторжения российской армии в пределы собственно Грузии, деморализации и последующего разгрома грузинских войск – получили широкое освещение в репортажах мировых СМИ, оценках и заявлениях экспертов, политиков, представителей международных организаций и руководителей ведущих стран мира. И хотя, в принципе, пока еще рано давать полный и детальный анализ всех итогов «Пятидневной войны», однако уже вполне можно извлекать некоторые первоначальные военные и политические уроки из произошедшего, а также возможных последствий как в целом для региона Южного Кавказа, так и применительно к Армении и Нагорному Карабаху.

Из основных политических последствий для непосредственных участников военных действий (т.е. Грузии, Абхазии, Южной Осетии и России) следует отметить полную ликвидацию всех грузинонаселенных анклавов в Южной Осетии (в частности, Тамарашени, Кехви, Эредви и др.), установления юрисдикции Цхинвала на всей территории бывшей Югоосетинской автономной области, в том числе контроля над Ахалгорским (бывшим Ленингорским) районом, который с 1992г. фактически был превращен в обычный административный район с грузинской администрацией. В Абхазии главным итогом скоротечных «боевых действий» явилось установление полного контроля абхазских властей над всей территорией бывшей Абхазской автономной республики после занятия абхазскими войсками при поддержке российской армии Кодорского ущелья (или т.н. Верхей Абхазии).

Тем самым, получив фактическую этническую однородность, Южная Осетия (даже в условиях полного российского политического контроля) в настоящий момент превратилась в серьезный этнополитический фактор в регионе Южного Кавказа, значительно усилив параметры обеспечения своей физической безопасности. В свою очередь Абхазия, установив контроль над Кодорским ущельем, практически полностью решила на долговременную перспективу все проблемы как с обеспечением своей безопасности, так и самостоятельного экономического и политического развития.

Вполне естественно, что в обозримом будущем сложившаяся ситуация т.н. «окончательного этнического размежевания» в Абхазии и Южной Осетии также создаст серьезные проблемы для каких-либо дальнейших инициатив грузинской стороны по выгодному для Тбилиси развитию событий в этих конфликтных зонах. Возможно, что после определенного периода шоковой реабилитации грузинская сторона попытается вновь реанимировать проекты т.н. «правительств Абхазии и Южной Осетии в изгнании», однако теперь они уже действительно будут некими подобиями такого рода «правительств в изгнании». И дальнейшая судьба, например, «югоосетинского правительства» Д.Санакоева теперь уж точно очень будет похожа на судьбу несостоявшегося просоветского «народного правительства» О.Куусинена в Финляндии в 1940-х гг.

Ну и, наконец, важнейшее политическое значение не только в региональном масштабе будет иметь юридическое признание независимости Абхазии и Южной Осетии со стороны России, а также решение Москвы о размещении на территории этих республик российских военных баз и фактическое закрепление сложившей ситуации путем реализации двух вариантов «Соглашений Медведева – Саркози».

Естественно, что все указанные факторы будут иметь самое прямое воздействие на развитие ситуации в зоне карабахского конфликта, создав новую ситуацию, новые возможности и новые вызовы для безопасности Армении и Нагорного Карабаха, причем как в чисто военной и военно-технической сферах, так и в политической плоскости.

Военные уроки «Пятидневной войны» применительно к карабахскому конфликту

Анализ военных уроков событий августа 2008г., приводимый в нашей статье, естественно, будет неполным, т.к. эта тема требует отдельного и более подробного исследования, с привлечением дополнительных материалов. Поэтому здесь мы приводим лишь самые общие и предварительные оценки, с учетом их практической значимости применительно к военно-политической ситуации вокруг карабахского конфликта.

Тем не менее, оценивая первоначальные уроки «Пятидневной войны» в военно-технической сфере, в первую очередь, надо отметить, что по сравнению со многими последними локальными войнами и конфликтами боевые действия в Южной Осетии в августе 2008г. с обеих сторон отличались очень активным использованием тяжелой артиллерии и боевой авиации. В частности, операция грузинских сил в Южной Осетии в начальный период характеризовалась необычно массовым применением тяжелой артиллерии, РСЗО, а также (в первые два дня, вплоть до активного вовлечения российских ВВС) и боевой авиации – модернизированных штурмовиков Су-25. Впрочем, на завершающем этапе действия российской артиллерии и авиации также приобрели очень широкий размах, что в итоге и явилось важнейшей причиной столь быстрой деморализации и разгрома группировки грузинских войск в Южной Осетии.

Вместе с тем, можно утверждать, что ставка грузинского командования на успех в скоротечной дистанционной бесконтактной войне не оправдалась. Массовое применение грузинскими войсками РСЗО в ходе первого огневого налета по Цхинвалу и его окрестностям в ночь с 7 на 8 августа, конечно же, выглядело весьма эффектно и устрашающе, особенно на фоне разрывов снарядов в ночной мгле, но с чисто военной точки зрения не решило поставленных задач и не смогло полностью подавить позиции осетинских войск и российских миротворцев в Цхинвале. Более того: несмотря на заявленные осетинскими властями и российскими СМИ значительные жертвы среди мирного населения, потери от использования РСЗО против жилых кварталов столицы Южной Осетии и окрестных сел в реальности были ниже. Хотя в результате обстрелов грузинскими РСЗО «Град» и их чешскими аналогами – системами RM-70, Цхинвалу был причинен значительный материальный ущерб, тем не менее, жертвы среди мирного населения и осетинских ополченцев, согласно докладам ряда международных организаций (например, центра «Мемориал» и Human Rights Watch) в реальности оказались на порядок меньшими, чем было объявлено ранее. Т.е., можно утверждать, что речь идет скорее о сотнях (если не о десятках), а не о тысячах погибших жителей столицы Южной Осетии и окрестных осетинских населенных пунктов в результате обстрелов грузинской артиллерии.

Впрочем, не вполне эффективное использование 122-мм РСЗО «Град» грузинскими войсками при штурме Цхинвала, несмотря на жертвы среди мирного населения и большие разрушения в городе, возможно, компенсировалось более удачным использованием нескольких систем более мощного калибра (122/160-мм израильских РСЗО GradLAR и югославских 262-мм «Орканов»). В частности, данные системы, как свидетельствуют очевидцы, использовались при обстреле более удаленных населенных пунктов к северу от Цхинвала, а также при дистанционном минировании и обстрелу коммуникаций противника в направлении Рокского туннеля и Транскама, с целью затруднения прибытия подкреплений на помощь защитникам осетинской столицы.

Намного более эффективно непосредственно в ходе боев проявила себя ствольная и самоходная артиллерия грузинской армии – 152-мм САУ «Дана» и 2С3 «Акация» (а также дивизион из 6 тяжелых 203-мм САУ «Пион») – действующая с использованием данных от беспилотных летательных объектов (БПЛО) и современных западных систем управления, целеуказания и корректировки огня. В частности, это особенно проявилось в боях со второй половины дня 8 августа и вплоть до 10 августа, когда грузинская тяжелая самоходная артиллерия (совместно с артиллерией и батальонными минометами 2-й и 3-й пехотных бригад) довольно эффективно вела огонь по колоннам пробивающихся к Цхинвалу по объездной Зарской дороге частей 58-й российской армии. Как известно, именно эти колонны наступающий по Зарской дороге 19-й мотострелковой дивизии Северокавказского военного округа, а также участвующие в боях к северу от Цхинвала – в районе Тлиакана и высоты Сарабук – подразделения российских войск понесли самые существенные потери за весь период «Пятидневной войны», в первую очередь именно от действий грузинской самоходной артиллерии, огонь которой корректировался БПЛО, отрядами спецназа и т.д.

Все вышеуказанные факторы должны привлечь особое внимание экспертов-политологов, занимающихся карабахским конфликтом, т.к. в ходе региональной гонки стороны (и в первую очередь Азербайджан) особое внимание уделяли закупкам именно различных систем тяжелой артиллерии, РСЗО и даже оперативно-тактических ракет. В частности, Азербайджан (как и Грузия) в последние годы закупил в Украине 203-мм тяжелые самоходные гаубицы «Пион», израильские РСЗО GradLAR (в том числе в отличие от Грузии Баку приобрел также ее модернизированный и более мощный вариант с 300-мм ракетами «Экстра»). Предполагается наличие на вооружении у Азербайджана также 220-мм РСЗО «Ураган», являющихся дальнейшим и несколько более мощным развитием 122-мм систем БМ-21 «Град». Кроме этого, Азербайджаном были закуплены в Украине не имеющие аналогов в настоящее время 300-мм РСЗО «Смерч», а в России – оперативно-тактические ракетные комплексы «Точка-У».

По имеющимся данным, на заключительной фазе боевых действий в Южной Осетии российская армия весьма эффективно использовали РСЗО «Ураган» и ОТР «Точка-У» (возможно также и РСЗО «Смерч») для ударов по позициям грузинской армии в Южной Осетии, и именно благодаря активному использовании указанных систем были нанесены значительные потери грузинским войскам, повлекшие их последующую деморализацию. В тоже время надо отметить, что азербайджанские войска (как и грузинская армия) в последнее время закупили большое количество израильских БПЛО различных типов, что позволяет им более эффективно использовать вышеуказанные артиллерийские и ракетные системы в случае ударов по позициям карабахских войск и вдоль границ с Республикой Армения. Это будет иметь особенно ощутимые последствия в случае первого удара азербайджанской артиллерии и ракетных систем по позициям ПВО Армии обороны НКР.

В то же время надо отметить, что «Пятидневная война» в Южной Осетии, несмотря на активное использование сторонами дальнобойной артиллерии, РСЗО и боевой авиации, вновь (как и многие иные локальные конфликты современности) подтвердила, что основной исход боевых действий решается именно в ближнем «контактном» бою. Именно от слаженности, технической оснащенности, наличия боевого духа и морально-психологической мотивировки небольших подразделений противостоящих сторон и решается исход войны в подобного рода локальных вооруженных конфликтах, особенно если эти конфликты еще и являются этнополитическими. Это в полной мере вновь подтвердили боевые действия в Цхинвале 8-10 августа. Данный фактор необходимо особо учитывать при любом анализе военно-политических процессов в зоне карабахского конфликта.

Скоротечная «Пятидневная война» в Южной Осетии и операция абхазских сил в Кодорском ущелье также показали важность того, какое значение имеет в современных локальных конфликтах правильное соотношение и использование сторонами регулярных частей постоянной готовности и массовых контингентов резервистов. Как показали августовские бои в Южной Осетии, в условиях скоротечности боевых действий массовая мобилизация грузинских резервистов (прошедших минимальную военную подготовку, мало знакомых с военным делом и театром военных действий) явилась просто провальным мероприятием. Они не только не повысили боеспособность грузинской армии, а скорее наоборот – массы неподготовленных резервистов, с одной стороны загружали коммуникации грузинских войск, а с другой – начавшаяся вскоре паника среди резервистов сразу же перекинулась на регулярные войска и местное население в грузино-населенных анклавах Южной Осетии. Кроме этого, после боев значительная часть стрелкового оружия так и осталась на руках у резервистов и не была возвращена властям, что в перспективе естественно будет способствовать значительной криминализации страны.

И наоборот, мобилизация резервистов в самих непризнанных республиках, обеспечиваемая практически со 100% результатом (с учетом того, что в Абхазии и Южной Осетии, как и в Нагорном Карабахе, резерв формируется на так называемой милиционной основе из числа практически всего мужского населения) показала высокую эффективность. Это связано с тем, что у населения данных непризнанных республик значительно более высокая мотивировка при участии в боевых действиях. Причем в рядах абхазских или осетинских резервистов удельный вес ветеранов и участников боевых действий был несравнимо выше, чем среди необстрелянных молодых грузинских резервистов. Применительно к Нагорному Карабаху это означает, что при возобновлении боевых действий возможности Армии обороны НКР повысить численность своих вооруженных сил боеспособным резервом будут выше, чем у Азербайджана. Впрочем, для справедливости надо признать, что в случае активных боевых действий аналогичная проблема с призывом резервистов может встать не только перед Азербайджаном, но и перед Арменией.

Поэтому вполне возможно, исходя из итогов боевых действий в Южной Осетии, когда технически очень хорошо оснащенная, с первоначально высоким боевым духом грузинская армия уже на исходе третьего-четвертого дня боевых действий в основном оказалась деморализованной (за исключением подразделений спецназа и части артиллерии) и не смогла восстановить свою боеспособность за счет призыва новых частей резервистов, что с аналогичной ситуацией может столкнуться и азербайджанская армия в Карабахе. Таким образом, с учетом опыта прошедших августовских боев, возможность ведения долговременных боевых действий в Карабахе с военной точки зрения (но не с гуманитарной и экономической – т.к. в этой сфере по понятным причинам в силу коммуникационных проблем Армения будет иметь большие проблемы) для Азербайджана не будет настолько выгодной, как это кажется на первый взгляд.

И, наконец, как представляется, важнейшим именно военным итогом боевых действий стало очередное подтверждение вечного тезиса Клаузевица о том, что любой первоначальный успех в войне бесполезен, если нет ее политической составляющей. Несмотря на имеющиеся значительные недостатки в чисто военной сфере, истинные причины столь сокрушительного поражения грузинской армии в «Пятидневной войне» лежат в первую очередь в чисто политической плоскости. То, что фактор быстрого и открытого вовлечения российской армии в боевые действия в Южной Осетии не рассматривался всерьез властями Грузии (заместитель министра обороны Грузии Бато Кутелия в одном из интервью даже признал, что вероятность открытого военного столкновения с Россией даже не предусматривалась Стратегией национальной безопасности Грузии и была неожиданной для ее военного и политического руководства), предопределило исход «Пятидневной войны»

С вовлечением российской армии в боевые действия против Грузии их исход уже не зависел ни от каких факторов внезапности, первоначального технического и психологического превосходства или же уровня боеспособности отдельных подразделений грузинской армии – теперь дело решала просто обыкновенная арифметика. Как представляется, именно этот фактор первичности политических обстоятельств (или же – политических ограничителей) над любыми, даже первоначально наиболее выгодными для одной из сторон военными возможностями, и должен рассматриваться как важнейший военный урок августовской войны 2008г. в Абхазии и Южной Осетии применительно к карабахскому конфликту.

Политические последствия «Пятидневной войны» для Армении и Нагорного Карабаха

Можно с уверенностью сказать, что сложившаяся после «Пятидневной войны» в регионе ситуация создает для Армении и Карабаха как потенциальные возможности и перспективы, так и новые угрозы и вызовы для обеспечения национальной безопасности и стабильного развития. Вообще, любые такого рода кризисные ситуации, военные конфликты и форс-мажорные обстоятельства всегда повышают общие ставки в региональной геополитической игре, где степень возможных потерь и приобретений сторон значительно повышаются. И в этом плане общая конфигурация и геополитический расклад внутренних и внешних акторов в регионе весьма напоминает ситуацию на Южном Кавказе в начале 1990-х гг.

Новый геополитический расклад в регионе в данный момент предполагает, что в среднесрочной перспективе на Южном Кавказе мы столкнемся с ситуацией наличия ослабленной и возможно политически нестабильной Грузией, находящегося в смятении (исходя из фактора проецирования результатов боевых действий вокруг конфликтов в бывших грузинских автономиях на ситуацию вокруг Карабаха, а также реальной угрозы для нефтяных коммуникаций страны) Азербайджана и пытающейся найти свое место в новой ситуации (и не пострадать от региональных политических процессов) Армении.

С другой стороны, в регионе значительно повысилась роль России (при этом пока находящаяся в состоянии неоправданно высокой эйфории), стабильно проявилось в кризисной ситуации место ЕС. Турция в новых условиях также пытается сыграть свою региональную игру путем выдвижения новой инициативы по региональной стабильности. Хотя перспективы данной инициативы Анкары весьма пессимистически оцениваются экспертами-политологами, но это видимо один из тех весьма частных в политике случаев, когда процесс возможно даже важнее, чем его прогнозируемые результаты. На всем этом фоне пока неясно, насколько изменились роль и место США в регионе: имеем ли мы дело с ситуативным снижением их значимости после событий в Грузии и вскоре «все возвратится на круги своя», или же произошедшее является началом более глубоких процессов в связи с изменением роли и места Южного Кавказа в политике США?

Одним из важнейших результатов августовского конфликта в Южной Осетии и Абхазии, а также последующего вторжения российских войск на территорию Грузии, захвата и установления в течение определенного времени контроля над стратегически важными в коммуникационном плане такими грузинскими населенными пунктами, как порт Поти, города Гори, Сенаки, Хашури и др., также стало значительное повышение рисков оценки Грузии в качестве транзитно-коммуникационной страны и надежного транспортного коридора. Необратимо пострадал имидж Грузии не только как «маяка демократии» в регионе, но и вообще как адекватной и предсказуемой страны с эффективной системой управления.

С разными временными промежутками в период и после боевых действий в зоне конфликта прекратили функционировать практически все масштабные международные энергетические и коммуникационные проекты, проходящие через территорию Грузии: нефтепроводы «Баку–Тбилиси–Джейхан» и «Баку–Супса», газопровод «Баку–Тбилиси–Эрзерум», не транспортировалась нефть по ж/д маршруту «Баку–Батуми», приостановилось на неопределенный период строительство ж/д «Карс–Ахалкалаки». Казахстан принял решение отказаться от строительства крупного НПЗ в районе Батуми, и т.д. В результате, за август 2008г. Государственная нефтяная компания Азербайджана (ГНКАР) не смогла использовать ни один из этих транспортных маршрутов и фактически не экспортировала нефти за рубеж в течение этого месяца. В свою очередь, в августе 2008г. Азербайджанская международная операционная компания (АМОК) была вынуждена воспользоваться исключительно нефтепроводом «Баку–Новороссийск» и переориентировать все свои экспортные нефтяные потоки по российскому маршруту.

В таких условиях со стороны ряда турецких экспертов и политиков, даже на уровне главы МИД Турции А.Бабаджана, стали высказываться мнения, что «Армения могла бы стать также альтернативой для прохождения газопровода, идущего на Запад со стороны Каспийского моря по территории Грузии, ставшей ненадежной после российской интервенции». В целом однозначно можно утверждать, что война в Южной Осетии значительно активизировала, а вернее – реанимировала «кавказскую политику» Турции. Одним из итогов данных политических трансформаций в региональной политике Анкары на Кавказе (хотя, конечно же, не единственным) стал визит президента Турции А.Гюля в Ереван 6 сентября 2008г. Перспектива налаживания или нормализации армяно-турецких отношений создает рамки кардинально новой политической и коммуникационной ситуации во всем регионе Южного Кавказа.

Другим критически важным результатом сложившейся новой геополитической ситуации (а возможно даже нового регионального статус-кво) на Южном Кавказе стало значительное снижение вероятности инициирования боевых действий в Карабахе со стороны Азербайджана. На это повлияло как общее проецирование на зону карабахского конфликта результатов неудачной для Грузии (как бывшей метрополии) военной операции по возврату Южной Осетии, так и такие факторы, которые в создавшихся новых условиях априори ставят Баку в заведомо более невыгодную ситуацию в качестве инициатора возобновления боевых действий в Карабахе. Среди политиков и экспертов, занимающихся проблемами региональной политики и безопасности Южного Кавказа, уже давно существует четкое осознание того, что Армения при любых внешних обстоятельствах всегда будет намного более прозападной, чем Азербайджан, и одновременно восприниматься Москвой как намного более пророссийское государство, чем Азербайджан. Тем самым, при любом геополитическом раскладе гипотетическое начало Баку военной операции против Карабаха и Армении будет воспринято на Западе с намного большим неудовольствием, чем аналогичная попытка Грузии в Южной Осетии, а ответной поддержки со стороны Москвы в борьбе против единственного военно-политического союзника России на Южном Кавказе Азербайджан также, естественно, не сможет получить.

Тем более, абсолютно ясно, что в данном случае Баку никак не сможет представить на Западе ситуацию в зоне конфликта как прямое столкновение «пророссийской» Армении и «прозападного Азербайджана». Известно, что значительная часть вооружения Азербайджана, закупленная в последнее время, – это техника белорусского и российского производства (частично украинского), а из западных стран экспортерами оружия в Азербайджана являются только Турция, отчасти Израиль и в небольшой степени – США. С другой стороны, политическое восприятие Нагорного Карабаха (в условиях отсутствия в зоне карабахского конфликта каких-либо миротворцев или военных баз третьих стран) на Западе это абсолютно не похоже на аналогичное восприятие Южной Осетии и Абхазии.

Вместе с тем, результаты эффективного проведения официальным Ереваном политики комплементаризма за все 17 лет независимости страны привели к тому, что на фоне очень тесного уровня политических контактов с США и европейскими странами у Армении на данный момент есть также реальные союзнические отношения с Россией и формат ОДКБ. А у России, в свою очередь, есть вполне конкретные обязательства перед Арменией в сфере безопасности. Хотя, конечно же, сам факт членства Армении в ОДКБ не означает, что Еревану следует надеяться, что все члены этой военно-политической организации в случае необходимости поддержат его при агрессии со стороны Азербайджана. Представить себе, что казахский флот на Каспии вдруг появится у берегов Апшерона или что узбекские пехотинцы будут воевать в Карабахе – вряд ли в реальности возможно. Но то, что двусторонний формат армяно-российских военно-политических отношений реально гарантирует вовлечение России в случае возобновления военной фазы карабахского конфликта, не вызывает сомнения даже среди самых воинственных и «оптимистически» настроенных политиков в Баку.

Создавшаяся актуальная послевоенная ситуация внутри Грузии также показывает, что при любом инициировании войны в Карабахе для Азербайджана значительно повысились внутриполитические ставки в случае начала боевых действий. Более чем очевидно, что поражение в новой войне для Азербайджана будет означать не только окончательную потерю Карабаха (на этот раз и де-юре), т.к. в таком случае уже не только Армения признает независимость НКР, но и другие страны. Результатом нового поражения Баку в войне за Карабах станет падение правящего режима Алиевых, замена всей нынешней политической элиты Азербайджана, разрушение нефтегазового и коммуникационного секторов азербайджанской экономики, а также возможно иные территориальные и однозначно – очень высокие материальные и человеческие потери. /Фонд Нораванк, Сергей Минасян/